История о том, как стоматологи возвращают людям не только потерянные зубы, но радость жизни.
Ксения Фикс
«Я родилась на Украине, в деревне в ста километрах от Бреста. Закончила медицинское училище, по распределению поехала в другую область, там вышла замуж. Работала в реанимации, на скорой помощи фельдшером. Людей спасать? Приходилось. И с наркоманами сталкиваться: закрывали в доме и требовали наркотики… Заведующий сразу предупреждал: в случае такой ситуации — просто отдать. Но все равно, это была моя любимая работа, на скорой», — Людмила Михайловна рассказывает о своей жизни. Иногда, я замечаю, что она хочет улыбнуться. Но не может — отвыкла.
Кирилл Сосновских — врач, решивший вернуть Людмиле Михайловне улыбку, говорит о ней: «Она — суперский пациент. Всегда с иголочки. Готова жить, сиять, у нее глаза горят. Очень современная… Желание ей помочь было огромно».
«После операции? Прожить счастливо остаток своей жизни»
Много ли найдется детей, которые с удовольствием чистят зубы (два раза в день) и с радостью идут на прием к стоматологу? Понимают ли родители, что, не проявив жесткости в этом вопросе, они рискуют в будущем испортить своим детям жизнь?
«Я ведь родилась очень давно, — Людмила Михайловна начинает рассказывать о своей беде издалека. — Тогда, в 50-60 годы, медицина была — сами знаете, просто в катастрофическом состоянии, если сравнивать с теперешним. Еще вина родителей есть, я думаю. Жили в деревне. Пока зуб не заболит, щека не опухнет… только тогда мама в райцентр везла. Пока доберешься, надо удалять — их тогда не сохраняли. Вот так постепенно зубы и терялись».
Как ни странно это звучит, но потеря зубов — это не просто невозможность погрызть морковку. Это другая жизнь, о которой Людмила Михайловна говорит очень кратко: «Не хотелось смотреть в зеркало, потому что оно говорило: никто в этой жизни не вечен… Мне не хотелось ему улыбаться».
Конечно, до момента, когда с ее лица навсегда исчезла улыбка, прошел не один год. Постепенно потерянные зубы заменялись коронками: «Раньше под коронку стачивали зуб практически до спичечки. А когда зубов нет — и кость уходит. И имплантаты не приживаются — ставить их некуда». Потом появился съемный протез. И стало совсем плохо: «Некомфортно. Со временем нужно перебазировку делать, потому что протез ослабевает. Начинает падать. Приходится корегу [крем для фиксации протезов — прим. ЕТВ] применять — приклеивать. Я давно перестала фотографироваться. Только издалека. И очень достало это все».
Когда о том, что «все достало», говорит красивая, яркая женщина, которая совсем недавно гоняла с мужем на байке, продолжающая работать, несмотря на стаж и пенсионный возраст, становится не по себе. И понимаешь, что яблоко, красное, хрустящее, такое обычное для тебя, для нее — недостижимое счастье… Которое оказалось вполне достижимо, благодаря новым технологиям и двум молодым врачам клиники Арт–Класс Центра косметологии и пластической хирургии им. С. В. Нудельмана.
На предложенную операцию она согласилась, долго не думая — через пять минут. Семья поддержала: «Мама, ты — молодец, ничего не бойся».
«А чего бояться, если зубов нет? Всего несколько часов — и решается проблема всей жизни».
«Сходиться характерами? Такой задачи перед нами не стоит»
Врачей, решивших помочь Людмиле Михайловне, зовут Кирилл Сосновских и Константин Горбачев. Первый — хирург, второй — ортопед. Не дожидаясь окончания вопроса: «чем отличается…», они подхватывают: «Кирилл Александрович от Константина Сергеевича?» И объясняют: «Все, что порезать и зашить — это хирург. Восстанавливать зубной ряд — это ортопед».
«Весь день мы проводим вместе. Сначала хирургический этап — позиционирование, установка имплантата. Константин Сергеевич контролирует, потому что от того, как установлены имплантаты, зависит качество фиксации ортопедической конструкции. Потом берет работу в свои руки. Второй этап — протезирование. Чтобы изготовить протез в лаборатории, необходимо снять слепки, зафиксировать прикус пациента и отпустить на перерыв на пять-шесть часов», — говорит Кирилл Александрович.
Кирилл Александрович
К совместной работе они пришли не сразу: каждый двигался своим путем.
«У нас есть друг семьи, работает ортопедом-стоматологом. И мама всегда ставила его в пример: «Смотри, как классно. Будешь с чистыми ручками в белом халате вставлять белые фарфоровые зубки. Это как раз по тебе — ты любишь кропотливую работу, конструкторы всякие собирать. В итоге я закончил медицинский колледж — стал зубным техником, занимался изготовлением ортопедических конструкций. Потом поступил в институт, уже зная, что буду ортопедом-стоматологом», — рассказывает Константин Сергеевич.
Кирилл Александрович продолжает: «До третьего курса медакадемии все было тривиально и не было определенного понимания: вот это — вау, это классно, это то, чем я хотел бы заниматься. А потом попал на практику в отделение челюстно-лицевой хирургии. И это был переломный момент. Я ощутил тот драйв, который зажигает. И пять лет пронеслись как один день с редкими вылазками к родным и друзьям».
Константин Сергеевич
Когда Кирилл Сосновских от челюстно-лицевой хирургии перешел к амбулаторной хирургии, он встретился с Константином Горбачевым:
— Мы образовали творческий клинический тандем. Работа, в которой есть мои знания и опыт челюстно-лицевой хирургии и ортопедическая поддержка со стороны Константина Сергеевича, позволяет развиваться. Нам повезло. Я мало понимаю в ортопедии, Константин Сергеевич боится крови. Я чувствую хирургическую грань и полностью ему доверяю. Расширяя границы каждый в своем направлении, мы стабильно достигаем результатов.
Сходиться характерами? Такой задачи не было. Точнее, нашим пациентам это не нужно. Мы просто должны сделать их счастливым. Общее у нас лишь желание достичь чего-то невозможного. Но основная цель — вылечить. А в нашем случае это предоставить пациенту такие зубные протезы, которые позволят не только жевать, но и красиво улыбаться, хорошо говорить. Это нас и объединило.
«Мы не спасаем. Лишь помогаем улучшить качество жизни»
К Кириллу Сосновских и Константину Горбачеву попадают люди, которые долгие годы ходили со съемными протезами. Это те пациенты, которые несколько лет были обречены на невозможность жевать и говорить. Им крайне тяжело социализироваться. Да, они привыкали, адаптировались к жизни без улыбок и, как Людмила Михайловна, редко смотрели в зеркало. Но это — полбеды.
— Процессы атрофии необратимы, — объясняет Кирилл Сосновских. — Наступает момент, когда съемный протез не фиксируется адекватно. Известна технология All-On-4 — «все на четырех». При ней обычные дентальные имплантаты устанавливают в объем челюсти, при условии, что он достаточен для фиксации. Но приходит время, когда объема уже не хватает, мы физически не можем установить имплантат. Поэтому мы используем скуловые или зигоматические (от лат. zigoma — скуловая кость) имплантаты.
Зигома — безальтернативный метод лечения, когда нарушается не только социализация, но и рот, как первая ступень пищеварения, перестает работать. Поэтому скуловая имплантация показана при безвыходном состоянии. Это — не панацея, это — край. Человек без зубов не может жить, и мы ему помогаем. Именно этот вариант реабилитации мы и предложили Людмиле Михайловне.
Причем помогают Кирилл Александрович и Константин Сергеевич очень быстро. «Чем отличается эта методика? Пациент получает зубы в течение дня. Первый разрез Людмиле Михайловне мы сделали в 8:10. День заканчивается изготовлением несъемной временной конструкции. Почему временной? Любой имплантат должен в костной ткани «прижиться». На это у организма уходит в среднем четыре месяца. По прошествии этого периода мы можем говорить о замене.
Новая постоянная конструкция будет отличаться красотой, формой зубов. Пациент может высказать пожелания, мы все учитываем, — объясняет Константин Горбачев. — О сроке годности говорить сложно. Прижившийся однажды имплантат в норме служит пожизненно. Но ортопедическая конструкция состоит из двух этажей. Первый — фундамент: имплантат, который непосредственно вживляется в организм. Второй — зубы. И никто не застрахован от их поломки, как и в случае с обычными зубами. Но это легко чинится».
«All-On-4 — звучит красиво и заманчиво. Но не это нас привлекло. Мы стремимся учитывать законы эволюции и физиологии. Реабилитация одного дня, когда пациент получает зубы в день операции — это реабилитация без костных пластик (увеличение костной ткани пациента за счет искусственных материалов). Мы стараемся работать с костной тканью пациента и, устанавливая имплантат, знаем, что в 97 процентов случаев произойдет приживление. Нас подкупало желание сделать это наименее травматично», — добавляет Кирилл Сосновских.
«Цена — высока. Но ценность жизни — выше»
Подобные операции в мире делаются не более 20 лет. Кирилл и Константин прошли обучение в первоисточниках, потому что «пересказанные знания близки, но эмоциональный уровень, проникновение идеей можно получить только там, где это было изобретено и внедрилось». Это институт Рубена Даво в Испании и центр Паоло Мао в Лиссабоне.
«Мы находимся на одном уровне с европейскими коллегами. Можем общаться с ними на одном языке, показывать клинические ситуации, пути решения. Но того, что мы делаем сейчас, они достигли 15 лет назад, — объясняет Константин Горбачев. — Руками мы работаем классно. Но технологии, интеллектуальная база… Как бы ни хотелось проявить патриотизм, большинство механизмов, которые работают в имплантации — это западный опыт».
Для того, чтобы впервые применить полученный западный опыт, Сосновских и Горбачеву был нужен особый пациент. Им стал отец Кирилла Александровича: «Это был идеальный клинический случай. И идеальная возможность получить обратную связь: нам было важно понимать, что чувствует пациент. И теперь мы можем говорить: мы знаем, вы будете испытывать то-то и то-то».
— Протез — это как в скользкой обуви идти по льду, — продолжает рассказ о первом пациенте Кирилл Сосновских. — Мне же еще и сложно представить этот объем пластмассы в полости рта.
Отцу 62 года, физически очень крепкий мужчина. Ужин или обед были для него испытанием: если под протез попадает маленькая крошка хлеба, продолжать есть невозможно — это больно. И такой сильный человек, как мой отец, нервничал из-за таких, казалось бы, мелочей. И жил с этим каждый день. Переживал. Поэтому я думал, что, спустя десять лет мучений, отец проснется после операции и скажет «вау!» А он три месяца на нас с опаской смотрел. И только когда он привык к ощущению, что все на месте и ничего не шатается, разговорился, начал делиться впечатлениями.
Несколько раз в неделю он играет в волейбол. И он сказал: «Вы понимаете, парни, когда я раньше играл в волейбол, я не мог эмоционально реагировать, потому что боялся, что у меня протез слетит. Сейчас я могу бить по мячу, радоваться, кричать».
Около двух с половиной лет Сосновских и Горбачев проводят по две операции в месяц. Больше — невозможно физически, потому что один пациент — это 12 часов. «Несмотря на то, что Константин Сергеевич начинает свою непосредственную работу с двух часов, я психологически не могу начать работу без него, — говорит Кирилл Александрович. — Это не прихоть, а необходимость, потому что все, что я делаю — делаю под него. И потом нахожусь с ним рядом до момента, когда пациент уходит из клиники».
Они считают единственным минусом технологии — ее высокую стоимость. «Но оправданно: возвращается качество жизни», — говорит Сосновских. «Цена высока. Но ценность жизни — выше», — считает Горбачев. И добавляет: «Да, в основном пациенты на эту технологию — люди старше 60-ти лет. Хорошо, что у них есть любящие дети, которые помогают родителям вновь почувствовать сочное яблоко под зубами обрести улыбку, и многие просят нас не говорить родителям о стоимости операции».
«Несколько часов и решилась проблема всей жизни»
У Людмилы Михайловны уже несколько месяцев новые зубы. Говорит, что обычно никогда не принимала решение так молниеносно: «Какую-нибудь вещь вообще не могу выбрать. Но в этом случае — верила врачам безоговорочно: руки у них золотые». И не обманулась в ожиданиях. Сейчас она заново учится улыбаться и постепенно возвращается к привычной — активной и яркой — жизни.
Цена одной улыбки
Видео: ЕТВ
Фото: Александр Мамаев для ЕТВ
